Твои люди, село «Без Бога ни до порога»
Теперь уж никто из молодых не поймет значения этих слов. Никого они не тронут, никого не взволнуют. Другая жизнь, другие понятия, другие ценности
Сколько может пережить один человек? «А сколько Бог даст» — так ответила на этот вопрос Мария Васильевна Воробьева. Странно устроен человек — забывает то, что было вчера, но помнит и бережно хранит в памяти события давних лет. Помнит и не может забыть людей, которые долгие годы были рядом и ушли из жизни очень и очень давно. Почему? Да, наверное, потому что бесконечно дороги те события и люди. Горе, радости, тяжелые испытания — все пережито, все в прошлом. Так и у Марии Васильевны — четыре поколения родных да близких на сельском кладбище. И каждого она помнит. Обо всех есть что рассказать. И, конечно же, только хорошее
По заповедям Божьим
Грозный 1919-й — всего два года прошло после Великой Октябрьской социалистической революции. Смутное было время, не всем и не совсем понятное. Скинули царя, сменилась власть. В городе, наверное, сразу перемены почувствовали. А деревня, как была голодной и обездоленной, так и осталась такой. Простой люд еще долго горе мыкал. Жил, как мог, работал, сколько сил хватало.
В семье Василия Матвеевича Солдатова родилась дочь Маша. Своего-то хозяйства не было. Вот и нанимались они тогда к зажиточным односельчанам в работники, чтобы прокормиться. Жили бедно, порой и поесть-то нечего было. Но божьих людей, которые частенько заходили к деду Матвею, всегда привечали и угощали, чем могли. И никогда никого не обидели. Крепко в Бога верили и дед, и сын со снохой Александрой. Не на кого было надеяться, вот и верили, что Бог поможет и спасет. Худого слова да зла в доме не было. Терпеть, жалеть, спасать и помогать учили Машу с сестрами и братом. «Не убий, не укради, не пожелай жены ближнего своего» — эти и другие заповеди Божьи часто повторялись в доме Солдатовых. По ним и жили. Тяжко, в нужде, в трудах, но честно. Мария была старшей из детей. В школу ходить не пришлось. Не до того было. А уж очень хотелось грамотной стать. Усердия, трудолюбия и упорства ей не занимать. Вот и выучилась читать самостоятельно по божественным книгам. Благо их в доме было много.
Частенько Господь посылал тяжкие испытания. Три года лежала она, прикованная к постели страшной болезнью. И кто знает, поднялась бы, если не вера в Спасителя? Крепко верила, молилась и встала на ноги. С семи лет нянчила чужих детей в богатых домах. Старалась угодить хозяевам. Знала, если по-хорошему с детьми обращаться будет, то и ей доброе слово перепадет. Да еще накормят сытно. Многие приезжали к родителям, чтобы нанять ее в няньки. Но крепче всего помнит семью Адониных. То ли потому, что относились к ней по-хорошему, то ли из-за того, что впервые, не спросясь, сготовила. В страду уходили в степь — там и жили, и работали. Далеко уйдут хозяева, а ей накажут: «Заплачет ребенок, ты палочку вверх подними, чтоб мы знали». Однажды решилась: «Дай-ка, я кашу сварю». Уж очень хотелось ей, как хозяйке, повесить котелок над костром и угостить всех. Налила воды, пустила пшена. А сама боится — заругают. Каша жидкая получилась, не как у хозяйки. Страх одолел, еле обеда дождалась. Хозяева пришли, а она сидит у котла, слезами горькими заливается: «Простите меня христа ради». «Да за что? С дитем чего не так?» — «Да нет. Кашу сварила и вас не спросила». Хозяин в котелок заглянул: «Слава Богу, покушаем. Вот молодец. Как же ты сообразила?» — «А я варю, а сама боюсь». Едят хозяева, нахваливают: «Гляди, семь лет, а какая смышленая».
Закончилась эпоха частников, колхозы начали создаваться. Повзрослевшая Мария пошла работать дояркой в колхоз имени Ленина. Денег не было. Работали за «палочки». Это уже попозже стали десять копеек на трудодень давать, а сначала и этого не было. Вышла замуж за Рыжкова Александра Даниловича. Один за другим пошли дети. Жить бы да жить. Но пришлось Марии не в поле мужа провожать, а на войну с фашистами. Ушел муж, а вскоре и маленький сынишка умер. Жалко было. Но что поделаешь? «Бог дал, Бог взял». Хватило бы сил остальных детишек сберечь и мужа живым дождаться. А еще надо было работать, помогать фронту. Ведь голодный солдатик войну не выиграет. Супротив врага сила большая надобна. Ох и щедрой оказалась война на испытания тяжкие и слезы горючие. Хлебнули горюшка бабоньки. И письма читали вместе, и над похоронками вопили хором. Жутким был тот плач. А куда деваться? «Раньше смерти не помрешь». Всем тяжело и жаловаться некому. Не жалея себя, хлестались бабы на непосильной работе. В лютые военные годы пришлось даже на тракторах работать. Мужиков-то не было, как не было вволю еды. Ходили с дедом Трофимом Герасимовичем в Качкарку. «Живым мостом» ее тогда называли. Надергают чакан, навяжут снопы и домой несут, отрывали «роточки» — тем и питались. На людях слез не показывала. Оставшись одна, подолгу молилась.
После войны
Услышал Бог молитву. Вернулся муж. Работал и бригадиром в МТС в Большой Дергуновке, и шофером. В 1952 году родилась младшая дочь Клавдия. А в 1953 — умер кормилец. Осталась одна с четырьмя детьми. Как жили? Да как все в те годы: голод, нужда, страх и работа от зари до зари. Одна радость — детишки живы-здоровы, подрастают и мамке уже помогают. И скотину убирали, и огород выхаживали, и по первому льду в лес за дровами ходили. Пока за день все дела переделают, ночь уж наступит. При лампе за уроки садились. Учиться мать заставляла. Самой-то не пришлось. Так, может, хоть дети грамотными будут. Работу полегче найдут. Не придется им, как матери, надрываться на работе.
Трудно приходилось дояркам. Света в базах не было, тепла тоже. Доили вручную, при свете керосиновых ламп да фонарей. Корма тоже сами подвозили. Не успеешь с утренней дойки домой прийти, а тут уж опять пора на работу собираться. Три раза доили. Порой казалось, что и сил не хватит. Но это только казалось. «Зайду за ней на работу в четыре утра, — вспоминает Любовь Николаевна Солдатова, — а у Марии Васильевны уже и печь истоплена, и пирожки готовы. Разделит. «Эти — ребятишкам, а вот эти — бабам возьмем на работу». Веселее работалось женщинам после вкусного угощения Марии Васильевны. А уж если что нужно было начальству высказать или на собрании выступить — тут ей не было равных. Любила речь держать. И песню, бывало, первая затянет, и шуткой поддержит уставших подруг. Была и депутатом сельского Совета, и в передовиках ходила, а еще хороший и добрый человек. Ведь не просто так спустя многие годы с теплотой говорит Любовь Николаевна: «Работать Мария Васильевна любила, никогда ни с кем не ругалась и не скандалила. Помогала не только по работе. Даже косить учила». Так всегда — все для других, для себя — ничего. Так воспитали родители, так жизнь научила.
Навсегда запомнила страшный и единственный рассказ отца о войне. Он тогда кухню подвозил на лошади, а тут бомбежка началась. Загрохотало кругом. Смерть и впереди, и сзади, и сверху, и сбоку. Солдатики, молоденькие совсем, бегут к нему: «Спаси, отец». Он им кричит: «Ложитесь!» А они бегут. Так и погибли все. В повозку снаряд попал. Лошадь убило, и его ранило. И до самой смерти жалел Василий Матвеевич, что не смог уберечь от гибели тех ребятишек. Видимо, поэтому, всю свою нелегкую жизнь Мария Васильевна помогала, спасала, жалела да молилась. За всех. За своих и за чужих. Без зависти и злобы говорит: «Сейчас-то люди хорошо живут. Посмотреть бы». Да не видят глаза. От слез жгучих и работы тяжелой ослепла она. Окруженная заботой и вниманием, живет с дочерью и зятем Владимиром Павловичем.
Судьба дочери
Клавдия Александровна, как и мать, всю жизнь работала в животноводстве. Сейчас уже трудно поверить, что в 1972 году, когда космические корабли бороздили просторы Вселенной, в колхозе имени Крупской доили руками. Да, оставались еще фермы без электричества. На такую и пришла работать 20-летняя Клавдия. двенадцать коров было в группе. Болели руки. Спасибо, Раиса Андреевна Чепурнова помогала молодой доярке. Доили туберкулезных коров. Потом их вывезли, а Клавдию Александровну перевели на центральную МТФ.
Не намного легче было и там. Правда, ручная дойка осталась в прошлом. Но работать женщинам приходилось стоя в ледяной воде в резиновых сапогах. Попала в больницу и только потом сделали деревянные настилы. Перед каждой дойкой чистили коров щетками, стелили опилки и солому. Боролись за чистоту молока. Летом перегоняли коров в степь да в лес. А ведь уезжала после школы в город. Настоящей горожанкой стала, три года на заводе «Катэк» проработала. А замуж вышла в родную Константиновку. Обещал Владимир: «Поженимся, уедем в Куйбышев». Не уехали. Остались.
Два года жили со свекром и свекровью. Потом родители сложились, дом купили молодым. Мария Васильевна тогда корову зарезала. Ни с одной из троих дочерей Клавдия Александровна даже в декретном отпуске не сидела. Надо было работать. А с детьми оставался свекор Павел Николаевич. Жалел он сноху, всегда помогал ей. На сон времени почти не оставалось. Сядет, бывало, она на машину и спит. Муж тоже все время на работе. С семнадцати лет в колхозе трудился. Был и трактористом, и комбайнером, и шофером. Дорог тогда не было. А ему в ночь молоко колхозное в Большую Глушицу везти нужно. До самого утра не спит Клавдия Александровна, тревожится за мужа. А утром снова на работу.
В самые тяжелые дни вспоминала Василия Яковлевича Александрова — председателя колхоза. Предлагал он ей работу осеменатора. Даже на курсы посылал. Не тут-то было. Решила: буду дояркой. И все тут. Стала. Да еще какой! Портрет на Доске почета, грамоты за ударную работу. Да еще подорванное здоровье. Но не поддается болезням Клавдия Александровна. И по хозяйству хлопочет, и цветы любимые посадит, и с внуками займется. Кто, кроме матери, дочерей пожалеет? Редко, но приезжают навестить сестру и мать Рая с далекого Севера да Иван с Верой из Самары. Собираются дети, внуки. И первым делом зайдут в комнату к Марии Васильевне — обнять и о здоровье расспросить. А она осенит крестом родных и прошепчет тихонько что-то, одной ей понятное. Так и живут Щербаковы — хранимые Богом и материнской молитвой.
Ирина Белоусова, с.Константиновка